Факт: Ким Шаттак – одна из самых классных гитаристок в мире рок-н-ролла.

Как только она доросла до звания басистки в полностью женской лос-анжелесской группе The Pandoras (в 1980-е), она переключилась на гитару и собрала в 1991-м году подчеркнуто-агрессивно-саркастично-смешно-остроумно-сердитую панк-группу The Muffs. Броские поп-мелодии Шаттак могут быть описаны даже как «милые», если бы не ее знаменитый душераздирающий рев, который мог бы зажечь стадионы с расстояния метров в десять.

С мощным гитарным звуком на максимальном гейне, который должен был соответствовать ее вокалу, Роем Макдональдом на барабанах и Ронни Барнеттом на басу они сцепились вместе как клеем, и The Muffs заняли свою нишу в мире рок-н-ролла.

Шаттак поговорила с изданием Guitar World в своем доме в Южной Калифорнии о 20-тилетней истории The Muffs, о ее коллекции гитар и о том, как она чувствует людей, которые, э... фантазируют о ней.

В чем секрет того, что вы остаетесь вместе на протяжении 20 лет? Этим могут похвастаться немногие группы.

Ким Шаттак: Просто делайте свое дело, несмотря ни на что. Да, между вами будут драки, разногласия, но у вас есть общая цель, и нужно отставить свое «я» на второй план. Ты не можешь иметь своего «эго», если работаешь в команде. Один человек реально не может задавать тон. Если ты борешься, так борись за то, чтобы остаться дома, а не уйти из него.

Вашей первой группой была Pandoras?

Ким Шаттак: Ну да. Я присоединилась к этой группе, когда была очень незрелой, зеленой, молодой. Была я басисткой, и не могу сказать, что у меня было направление. Я просто выжидала свое время, училась писать песни, пока не стала лучше.

А потом вы основали The Muffs с клавишницей Pandoras, Меланни Ваммен в 1991?

Ким Шаттак: Да. Я оставалась тогда в The Pandoras и начинала писать песни. Я встречалась с Ронни [Барнетт, басист The Muffs] и мечтала создать свою группу, в это время как раз выгнали Мелани из The Pandoras вопреки моему желанию. Я никогда ничего не говорю просто так. Я не хотела клавишные в группу, но она начала учиться играть на гитаре, так мы и сошлись, я, Ронни и Мелани. Потом мы искали барабанщика, опробовали нескольких, и получили реально неприятного парня по имени Крис Красс, о котором вы вряд ли захотите услышать какие-либо истории, просто потому что не сможете их потом напечатать (смеется). Первую запись мы сделали с ним, это было кошмаром, затем поехали в первые гастроли, которые из-за него стали двойным кошмаром, и в перерыве между гастролями он ушел.

Я была так счастлива, что он ушел, потому что у меня начинался нервный срыв. Мы заполучили парня по имени Джим Лэспеса, который был одним из наших друзей, он провел с нами тур, потом, после тура, мы наконец-то получили Роя Макдональда, которого желали изначально, и он наконец-то освободился для нас. Он – лучший. Я даже думаю, глядя на концерты других групп, что не видела барабанщика лучше, чем наш Ронни. Я часто видела, как он играет все время, когда я только впервые начала слушать музыку, и я просто смотрела на него и смотрела, как он играет, и моей мечтой было иметь именно его в качестве барабанщика.

Когда вы начали играть музыку в Лос-Анжелесе, там было много женщин-басисток и гитаристок?

Ким Шаттак: Ну было несколько. Люди, которыми я восхищаюсь, обычно парни. Когда-то я впервые захотела играть, увидев Брайана Сетцера. Он так хорош! Я имею в виду, я была просто потрясена. Я реально восхищалась его игрой на гитаре. А как он брал эти прекрасные джазовые аккорды! И совершенное безумие, когда он пел, а затем переходил к соло. Но The Go-Go's и The Bangles и все эти люди были уже где-то поблизости.

Сцена поддерживала женщин-музыкантов?

Ким Шаттак: В значительной степени. Были люди в музыкальных магазинах, которые глупо полагали, что я покупаю оборудование для своего бойфренда. Меня не волнует - отшучивалась. Но я думаю, люди, как правило, в теме. Для некоторых людей это своеобразный фетиш. Вот за это я реально выхожу из себя от злости. Если они слишком близко к сцене, я буквально пинаю их в лицо. Буквально! Да потому что я не хочу, чтобы на меня дрочили потом. Я просто отталкиваю их к черту.

Им, вероятно, это нравится!

Ким Шаттак: Вероятно! Ну да, я знаю, знаю. Ну ладно [смеется].

Кроме Брайана Сетцера, кто вас вдохновляет как гитарист?

Ким Шаттак: Джон Леннон. Его игра на гитаре проста и трогательна. Если послушать эти мягкие композиции, которые The Beatles делали, вы поймете, что у него очень клевая манера игры. Я люблю, как он ведет. Это настолько изумительно. Мне нравится Дэйв Дэйвис из Kinks, до того, как он стал лажать. Мне нравится трогательность, простота и своего рода неряшливость. Мне не нравятся очень сложные быстрые вещи. Они меня не впечатляют, и для меня это вовсе не мелодии. Я видела Bangles до того, как стала играть в группе. Мне реально нравился их ритм. Это было то, что нужно, когда я училась играть на гитаре. Я очень расстроилась, потому что не получалось так бренчать, а потом увидела Сюзанну Хоффс, и она делала это так классно, что моей целью стало – научиться бренчать, как она.

Моей первой гитарой была полуакустика Ibanez начала 80-х, мне кажется, она называлась Артист. Это была великолепная гитара, и стоила она куда больше, чем я. Я хотела полуакустику Gibson, но не могла себе ее позволить. И я клянусь, гитара Ibanez крепкая, потому что у меня крутой нрав, и я буквально ору и могу бросить ее через всю комнату. К счастью, в большинстве случаев она приземлялась мне на кровать, так что все в порядке.

Сейчас вы играете на Gretsch Beast. Похоже, вы верны «зверю» уже достаточно долго.

Ким Шаттак: Я очень верна «Зверю»! [смеется] Я помню, как увидела ее в ломбарде. Она была реально дешевой, может, баксов двести. Мне нужна была она, потому что у меня была Ibanez, и она не выдерживала все это время, да и потом, она же полуакустика, и все давали мне советы типа «залей звукосниматель воском». А я вроде как: «А знаешь что?! Я лучше куплю себе другую гитару, так что заткнись». Мне она нравилась, но не нравились звукосниматели, поэтому я заменила их на Seymour Duncan Antiquities. Они выглядели так, как будто были потрепанными и старыми, и я говорила, что они похожи на звукосниматели Джонни Рокетса, потому что хоть и выглядели старо, но звучали действительно удивительно. Я пользовалась ими некоторое время, а потом купила Mosrite, но гриф был намного тоньше, и это меня раздражало. Я думаю, что гриф должен быть потолще. Mosrite была великолепной гитарой, но у меня большие руки, и для них куда лучше толстый гриф.

Вы пишете такие броские поп-песни. Существуют ли какие-то особенные, характерные для вас аккорды? Ваши песни всегда содержат в себе много смысла, в музыкальном плане. Это похоже на классические аккорды.

Ким Шаттак: Меня определенно вдохновляет классика. Не классический рок, потому что там всегда соло, и не "Hotel California". Это не то, что меня вдохновляет [смеется]. Когда я впервые начала писать, мое вдохновение шло от обратного. Это были поздние 80-е, я все еще была в Pandoras, и меня не устраивало направление группы той поры – в нем было слишком много металла. Все, что было тогда популярно в Лос-Анжелесе, так, черт возьми, раздражало меня [смеется]. Появлялись вещи вроде Red Hot Chili Peppers, и я подумала: "Я так чертовски ненавижу их, что мне следовало бы писать анти-Red Hot Chili Peppers песни." [смеется]. То, что я бы хотела, чтобы писали люди, они не писали. Мелодически я видела в своей голове нужные аккорды, и я могла слышать их, и я знала, куда нужно двигаться. Я должна была написать песни, которые хотела услышать, сама.

The Beatles имели огромное влияние на меня, когда я стала писать действительно хорошие мелодии, мне очень нравятся ранние Beatles. И не особенно люблю поздних Beatles. Да и потом от хиппи-Beatles я не была в супер-восторге, хотя они писали неплохие песни. Больше всего я любила их, когда они были настоящей группой, когда гастролировали. Мне нравятся ранние Kinks и Kinks чуть попозже, the Who из 60-х, а потом в 70-е мне понравились Blondie. Я любила Sex Pistols, и я думаю, что у них было много мелодических песен. Люди говорят, что по звучанию я похожа на Ramones, и, может быть, это действительно так, ведь я была под влиянием тех же групп 60-х, что и они, но я никогда не была убежденной фанаткой Ramones. Мне нравятся какие-то их вещи, вроде популярных песен. Мне нравилась Джоан Джетт на протяжении некоторого времени – были в ее ранних альбомах действительно хорошие песни. Мне нравился и тот факт, что она поет без вибрато, которое так любили делать вокалистки вроде нее.

Как вы думаете, изменились ли ваши песни с ранних времен Muffs?

Ким Шаттак: Я думаю, да, потому что мы прямо сейчас записываемся, и некоторые песни, которые я решила записать, как раз были написаны давно, так что вы можете заметить разницу. Я была гораздо осторожнее, гораздо нормальнее, а позже я стала немного абстрактнее в своем творчестве. Я должна была найти свой собственный стиль снова, потому что стала немного мягче, немного авангарднее, и более странной! [смеется].

Как далеко вы продвинулись с альбомом?

Ким Шаттак: Почти закончили! В паре песен нужны клавишные.

Где вы записываетесь?

Ким Шаттак: По большей части у меня дома, тут в своем роде великолепное звучание. Это первый раз, когда мы записываемся здесь, но другие записи были сделаны на моей прошлой квартире. Но чтобы записать барабаны и соло, мы обычно пользуемся студией. Потом мы приходим ко мне домой, я включаю гитару на полную мощь, громко, супергромко, раздражающе громко, и я пою дома. Я всегда предпочитаю петь дома, потому что стесняюсь. Я не люблю петь на людях, они меня судят, так что я просто делаю все сама, и я свой главный судья [смеется]. А я строгий судья.

Есть ли у вас режиссер или вы все делаете самостоятельно?

Ким Шаттак: Я сама этому училась. Я руководила последней записью, которую мы сделали, Really Really Happy, и во всех остальных, сделанных ранее, я была либо продюсером, либо сопродюсером. Или мне нужно было всего лишь сделать всю работу, ну там ответить на звонки по телефону или что-то вроде того [смеется]. Так что фактически мне пришлось учиться всему на месте. Первая запись, которую я на самом деле продюсировала, это Happy Birthday To Me, но я спонсировала The Muffs не самостоятельно. Я не знаю, почему я сделала так, в своем роде по-идиотски, ведь я была серьезным продюсером целого произведения. Было большое психологическое давление, поэтому в следующий раз я выступала сопродюсером с другим человеком. И теперь я режиссирую и продюсирую Really Really Happy.

Я становлюсь параноиком, когда втягиваюсь во что-то, потому что я не самый опытный режиссер, но я знаю основы. В последнее время я делала все сама, но я по-настоящему расстроена парой вещей. Это самое страшное – когда есть целый букет различных путей реализации, как делать, что делать, и у меня начинается что-то вроде: «Аааааар! У меня мозг болит, пожалуйста, пожалуйста, помогите мне» [смеется].

У альбома уже есть название?

Ким Шаттак: Мы не придумали. Я клянусь, у нас никогда не было названия до самой последней минуты, когда мы занимаемся искусством.

Очевидно, что с тех пор, как вы, ребята, начали играть, музыкальная индустрия сильно изменилась. Как играется сейчас, когда вы против крупных лейблов?

Ким Шаттак: Все эти лейблы были важны, когда мы были намного моложе. Мы действительно не знали, что мы делаем, и они были в состоянии вести нас и оказывать нам необходимую поддержку. Я не думаю, что они делали свою работу лучше всех, но с другой стороны, и не хуже всех, и они брали нашу музыку и давали нам возможности, которые мы по-другому бы не получили. Так что это было клево, и люди были хорошие, и время было веселое. А потом мы были на независимом лейбле, и они, как ни странно, больше контролировали, больше знали о музыке. Но мы отвечали им: "Нет, иди ты на фиг" [смеется]. Мы были сами себе хозяева. Позже мы сотрудничали с Five Foot Two, в которой была Анна Варонкер из That Dog и Шарлотта Кэффи с лейбла The Go-Go, и это было удивительно. Это был модный лейбл. Это время нам нравилось.

Когда выйдет альбом?

Ким Шаттак: Понятия не имею! Все другие записи были сделаны с кем-то, и только это одна по-другому. Мы пытаемся выяснить, должны ли мы делать все сами и заработать еще больше денег, работая очень много, или все-таки мы должны передать часть работы кому-то, но получить меньше. Такой выбор возможностей.