Отличительной чертой творческого процесса Дэвида Торна всегда было стремление к уникальному, и в то же время многоуровневому видению материала. Это лежит в основе каждого из его многочисленных альбомов, на которых он расширяет возможности гитарного звучания далеко за привычные пределы. Он – мастер процессорной обработки звука, лупов и текстур, одновременно виртуозно владея инструментом в его чистой форме. Неотъемлемой частью его артистического стиля являются экспансивные кросс-жанровые композиции, как, например, в альбомах Prezens (2007), Oah (2001, выпущен под псевдонимом Splattercell), Tripping Over God (1995), и Cloud About Mercury (1987). Слушатели за пределами мира авангардной музыки также знакомы с творчеством Торна по его работам над саундтреками к фильмам и рекламным роликам. The Order, The Wackness, Traffic, Three Kings и Reversal of Fortune – вот лишь несколько примеров фильмов, музыку к которым написал Дэвид Торн.

Наряду со своей работой киношным и рекламным композитором, а также планированием нового альбома на лейбле ECM, Торн в настоящее время гастролирует с несколькими импровизационными группами, в основном на сценах деловой части Нью-Йорка. Он часто выступает с саксофонистом Тимом Берном, вместе с которым руководит трио Goldfinger, куда входит и барабанщик Чес Смит. Помимо этого, Торн образовал дуэт с барабанщиком Bad Plus Дэйвом Кингом. В 2012 году Торн, Берн, Кинг и Смит объединили свои усилия в рамках квартета с интригующим названием Ships is Slip When Sheeps is Sleep. Еще одной группой, где занят Торн вместе с барабанщиком Дином Шарпом и трубачем Рассом Джонсоном, является трио Pink Tank.

Торн принимал участие в создании недавно вышедшего альбома группы Levin Torn White. Это продукт уникального подхода к коллективной работе создавался вместе с его давним музыкальным партнером-басистом Тони Левином и барабанщиком Yes Аланом Уайтом. Хотя формат трио кажется простым и привычным, о процессе записи альбома этого сказать никак нельзя. Музыканты не работали вместе в одной студии. Материал начинал создаваться со стороны Уайта, затем переходил к Левину, и наконец, к Торну. Продюсер Скотт Шорр занимался финальной обработкой и преобразованием материала в готовые к выходу законченные музыкальные композиции. Проект потребовал от всех его участников способности выходить из своей зоны комфорта, в результате чего на свет появился мощный, энергичный альбом в стиле прогрессив-фьюжн.

- Расскажи о том, как ты оказался вовлечен в проект Levin Torn White.

Дэвид Торн: Я тогда как раз закончил работу над несколькими рекламными роликами Gatorade и сидел у себя в студии, как вдруг позвонил Тони и сказал: «Слушай, у меня тут есть один довольно сумасшедший проект, и я очень хочу, чтобы ты в нем поучаствовал. Не знаю ни одного другого гитариста, кто мог бы это сделать. Давай я тебе все объясню». И он объяснил мне, что я, вероятно, не буду до конца представлять себе звучание композиции до момента ее сведения, да и весь процесс вообще будет весьма необычным. Я задал пару вопросов относительно бизнес-формальностей и того, сколько времени все это займет. Тони был полон энтузиазма; он прислал мне пару треков, который находились в работе: многочисленные нарезки ударных и треки, на которых Тони играл на бас-гитаре, контрабасе, пятиструнной виолончели, стике и других инструментах. Я сказал: «Вау, звучит круто. О’кей, я в деле».

- Расскажи, как протекал творческий процесс работы над композициями, которые тебе присылали.

Дэвид Торн: Композиции были уже записаны и подогнаны под некое подобие формы продюсером альбома Скоттом Шорром. Помнишь группу из Германии Victory of the Better Man? Наш рабочий процесс был во многом похож на их, но с немного большей долей общего коллективного участия. Victory of the Better Man делали так: кто-то один начинал работу над треком, а затем отсылал получившееся другому участнику. Вместе они для этого не собирались, могли общаться в процессе, а могли и не общаться. Затем запись уходила следующему музыканту и он дополнял ее так, как считал нужным, и так до конца, после чего композиция заново сводилась. Само название Victory of the Better Man отражает идею всего процесса: пусть каждый музыкант сделает то, что хочет, а затем мы или отправим композицию кому-то еще для сведения, или же позволим идеям накапливаться дальше [и посмотрим, что из этого выйдет]. Скотт решил, что в случае с Levin Torn White начинать будет барабанщик – именно он будет тем «better man», который сумеет придать своим барабанным трекам некую форму. Затем эстафета переходила к Тони Левину, который на основании услышанного спонтанно наигрывал несколько вариантов звучания своей части. Скотт находился рядом, и на следующем этапе он сводил вместе записи Алана и Тони. После чего Тони и Скотт появлялись у меня в студии и наступала моя очередь записывать множество треков. То, что я играл не было продуманным, это было просто спонтанной реакцией – именно об этом и говорил Скотт с самого начала. Затем мы добавляли мой материал к композициям, и, наконец, Тони Лэш занимался микшированием.

Для меня это был уникальный опыт применения своих спонтанных идей и реакций на композиции, которые я не разучивал по-настоящему, кроме, пожалуй, пары небольших фрагментов, особенно сложных в плане ритма и гармонии. Я чувствовал, что создаю уж слишком много треков, и что кому-то придется со всем этим нелегко [смеется]. В какой-то момент я получил предложение свести свои наработки самому. Я отказался, посчитав, что это расходится с нашей начальной установкой, и учитывая то, что другие участники проекта этого со своими произведениями не делали. Думаю, моего материала было даже больше, чем у Тони. В тот момент я был также занят написанием музыки к фильму Jesus Henry Christ, так что с головой погрузиться в процесс сведения, который, я знал, займет у меня от шести до восьми недель ежедневной работы, было бы не самым разумным решением.

Тем не менее, один трек отличался от всех остальных – это Sleeping Horse, на котором нет ударных Алана. Тони Левин предложил: «Пусть Торн сходу сымпровизирует всю композицию целиком». Так что Скотт пришел ко мне и спросил, не могу ли я сочинить музыку. Я ответил: «Конечно, когда?», а он: «Мы сейчас выйдем купить сэндвичей, и почему бы тебе не заняться этим, пока нас не будет?» [смеется]. «Что, серьезно?» – «Конечно!». Я принялся за дело, и в итоге все сидели вокруг меня и наблюдали, как я импровизирую на начало произведения. Очень необычный опыт. Правилом было: «Никаких ударных. Пусть будет нечто иное». Затем Тони Левин дополнил эту часть своей игрой, также основываясь на спонтанных первых впечатления.

- Сколько времени ушло на запись твоего вклада в альбом?

Дэвид Торн: Я провел в студии с Тони Левином и Скоттом два с половиной дня. Начинал в 10 утра, продолжая играть во время ланча, затем делал небольшой перерыв, и снова играл до 18.30 или около того. Я играл все время. Честно говоря, было довольно страшно – для меня очень важным было сохранять уверенность в том, что в каждой композиции мне удается поймать суть мелодии, несмотря на то, что речь шла об импровизациях. Мне хотелось создать такую мелодию, на которой можно было сфокусироваться, потому что изначально у нас была одна идея относительно формы произведений, и звучала она так: «Есть мелодия, и это то, с чем ты можешь определенным образом экспериментировать и повторять ее на треке».

Альбом получился не таким, как я ожидал. Он громкий и очень, очень агрессивный в плане природы своих звуков и музыкальных шумов. Я не представлял, чего ожидать, и думаю, это относится к каждому из нас. Но запись также показала нас троих со стороны, о которой я раньше никогда не задумывался. Вышло неожиданно, но я получил настоящее удовольствие от процесса. Не знаю, чего я ожидал от себя во время записи, опыт был весьма странным и необычным, но я доволен. Это будто бы чей-то чужой взгляд на мое творчество, положительный взгляд. Как слушателю, альбом мне понравился. Он глубокий и очень далек от направления, в котором я обычно работаю. В последнее время я сосредоточен на таких вещах как, например, мои импровизации с группой, для которых понятие музыкальной формы довольно размыто. Форма рождается спонтанно, а мы вместе лишь придаем ей очертания, в реальном времени – с помощью нашего лексикона. Levin Torn White не является непосредственно моим альбомом, как не является также альбомом Тони или Алана. Это наш альбом, а также Скотта. Его видение того, как может и должно звучать наше трио, было ключевым моментом.

- Расскажи немного об инструментах, на которых ты играешь в Levin Torn White.

Дэвид Торн: В основном это электрогитары. Я использовл три свои основные гитары: изготовленные на заказ D’Pergo и Saul Koll Tornado, а также Teuffel Niwa. На некоторых треках можно услышать акустическую гитару и уд – народный струнный щипковый инструмент. Я также использовал всевозможные электронные приставки, примочки, задержки, причем все это – в реальном времени, без компьютерной обработки! Например, педали Paul Trombetta Design Tornita, Bone Machine и Mini-Bone открывают совершенно сумасшедшие возможности. Я часто использовал их для создания грубых, глубоких звуков в резких, шумных или структурных композициях. И еще я использовал довольно причудливую немецкую педаль Hexe Revolver – очень необычный инструмент для сэмплинга, которых в мире всего пять!

Помимо этого, я задействовал и свой стандартный арсенал, включая Echoplex Digital Pro Plus для эффектов «заикания» и продолжительных лупов и Lexicon PCM-42, который идеально подходит для создания очень, очень длинных линий задержек. Эффекты искусственного эхо были сделаны вживую с целью как-то компенсировать тот факт, что я записывался отдельно от Тони и Алана. Определенная доля спонтанности просто необходима для ощущения групповой игры во время таких вот удаленных записей, мы уже лет десять как научились этого достигать. При такой работе я стараюсь не увлекаться пост-эффектами или чрезмерным редактированием материала, и это правильный подход, когда хочешь создать иллюзию совместно играющей группы музыкантов.

- Некоторые считают Levin Torn White ближайшим родственником BLUE, с Тони, Биллом Бруфордом и Крисом Ботти. Что ты думаешь об этом?

Дэвид Торн: Определенно, некая энергетика BLUE присутствует в проекте из-за нас с Тони. BLUE возник как группа Тони, но очень быстро стал «нашей общей группой». Тони заявил об этом после нашего первого альбома, сказав: «Нет, нет. То, что мы когда-то назвали Bruford Levin Upper Extremities, сейчас – настоящая, полноценная группа. С этого момента у всех одинаковое право голоса». Благослови его Бог за эти слова! Это одна из лучших групп, в которых мне довелось играть, и я по-настоящему наслаждался тем временем. Но не думаю, что у Levin Torn White такое же звучание, кроме, разве что, общей энергетики. В BLUE случались импровизации, но там была и композиция, и форма, начинавшиеся с написания песен Тони и Биллом и заканчивающиеся моими и Стива финальными обработками материала.

Я с нежностью оглядываюсь на время с BLUE, это была отличная группа. Видимо, ей было уготовано скорое угасание, но, тем не менее, все закончилось в тот момент, когда я чувствовал: «Отлично. Я доволен собой и мне нравится то, что я делаю. Я свободно могу выражаться в рамках формата, который мне очень нравится!» Думаю, мы могли бы пойти дальше, больше внимания уделить импровизациям. Конечно, они присутствовали на наших лайв-записях. Возможно, на финальном этапе существования группы я бы мог участвовать в написании песен. То же самое относится и к Крису, для которого BLUE мог бы стать настоящей отдушиной, учитывая, что другие направления его работы имеют гораздо более выраженный коммерческий характер. Здесь он мог бы продемонстрировать великолепный материл, который он сочиняет, и который не всегда подходит для тех, других вещей. Но все меняется. Хотелось бы мне, чтобы BLUE продолжил свое существование? Да. Чувствую ли я сожаление, злость или горечь оттого, что все закончилось? Нет, моя жизнь и без этого полная. Чему-то просто не суждено случиться.

- В каком статусе находится твой следующий альбом на лейбле ECM?

Дэвид Торн: У меня был период, когда я серьезно размышлял о том, что же мне хотелось бы сделать. Много предложений я получил тогда от Манфреда Айхера, который очень, очень хотел, чтобы я записал вместе с ним в студии гитарный сольный альбом. Изначально он заинтересовался гибридной оркестровой музыкой, которую я пишу, а особенно, моей музыкой к фильму The Order. Он пытался получить права на материал для ECM. Также есть группа, Prezens, которую я очень люблю. Она становится все лучше и лучше день ото дня. В последнее время я был несколько отвлечен моей карьерой кинокомпозитора, которая сильно отличается от того, что значит быть в авангарде музыки.

Я записал ряд коротких гитарных сольных отрывков – чистое звучание инструмента. Четырьмя-пятью из них я по-настоящему доволен. Это небольшие произведения, от полутора до трех с половиной минут. Возможно, следующий проект для ECM будет смешанным – немного оркестра, немного популярных исполнителей, плюс, возможно, вкрапления гитарного соло. Я хочу привнести в материал более формализованный вариант того, что делал для киноиндустрии. Думаю, я должен бросить вызов самому себе и постараться взять от этого направления все самое лучшее. Это амбициозно, но наши записи – это то, что останется нашим потомкам. Не хочу делать то, что уже делал раньше.

- Группа Prezens совершила гастрольный тур по Европе, но организовать тур по США оказалось проблематичным. Расскажи о возникших сложностях.

Дэвид Торн: Частично, это моя личная сложность – работать с вечно занятыми музыкантами. Когда имеешь дело с тремя исполнителями, которые, как и я, постоянно заняты разными вещами, составить общее расписание бывает чрезвычайно трудным. Обычно ситуация в Штатах такова, что с финансовой точки зрения одиночное выступление себя не окупает. То есть я не могу просто сказать: «Давайте дадим пару выступлений в Сан-Франциско», нужно иметь еще несколько запланированных концертов в том же регионе. И тогда начинаются настоящие сложности с графиками музыкантов. К тому же, я должен быть готов к тому, чтобы покрыть все издержки. Пара выступлений, учитывая перелеты, необходимость привезти свое оборудование, отели – в результате все выглядит не очень-то весело. Так что, приходится поступать разумно и прагматично. В идеале, три вечера мы играем в Сан-Франциско, один в Санта-Крус, два в Лос-Анджелесе, и затем один в Сан-Диего, куда мы можем доехать на машине, а не лететь на самолете. Осуществить даже это в Штатах совсем непросто. Потом, мне нужно думать о практических вещах, таких как: «А есть ли у нас роуд-менеджер?». Иногда оказывается, что да, иногда – нет. В последнем случае это значит, что кто-то должен заниматься бронированием машин и номеров в отеле. В конечном итоге, это оказывается целым небольшим бизнесом и отнимает множество времени ради пары единичных выступлений. Во время наших двух туров по Европе у Prezens был роуд-менеждер, а для тура по США мне так и не удалось кого-то найти.

- Расскажи о своих последних кинопроектах, наиболее значимых для тебя.

Дэвид Торн: Кинопроект, которым я по-настоящему доволен – Lars and the Real Girl. Я много работал над ним, и он сильно изменил мое отношение к музыкальному сопровождению в фильмах в целом. Саундтрек состоял из нескольких небольших частей, которые, тем не менее, охватывали все действие. Этот проект для меня очень важен. Затем я написал музыку к таким отличным фильмам, как St. John of Las Vegas и The Line, гораздо более агрессивным, а также Teenage Paparazzo с Эдрианом Гренье. Из недавних работ я бы отметил Everything Must Go и Jesus Henry Christ, еще не вышедший на экраны. Над фильмом Lincoln Lawyer (Линкольн для адвоката) я работал с Клиффом Мартинезом. Работа над саундтреком к The Wackness (Безумие, 2008) доставила мне много удовольствия.

- Ранее ты упомянул о работе над рекламой Gatorade. Насколько активно ты занят в этой области?

Дэвид Торн: Об этом опыте у меня самые лучшие воспоминания, потому что я работал по приглашению – самый лучший вариант из возможных. С тех пор я пишу рекламу. Мой сын Элайджа – креативный директор Massive Music, продюссерской компании, и он несколько раз организовывал мое участие в таких проектах. Для меня это абсолютно новый мир, довольно жесткий, но я делаю успехи. Это разительно отличается от привычного мне сочинения длинных музыкальных форм. Здесь я работаю не с 90-минутным фильмом или 12-минутной композицией, все, что у меня есть – это 30 секунд или минута времени. Я получил настоящее удовольствие от этого процесса. Ролик Gatorade настолько удался, что они обещали позвать меня еще!

- В одном из эпизодов сериала Glee актеры исполняют песню Мадонны What it Feels Like For a Girl, значительная музыкальная часть которого включает материал твоего альбома Cloud About Mercury. Каково было увидеть такую трактовку своего произведения?

Дэвид Торн: Чувак, это было здорово! Мне очень понравилось, как повела себя Мадонна, узнав, что ее продюсер использовал мою музыку в мелодии, никому об этом не сказав. В результате я получил соавторство – об этом мы уже говорили в твоей книге Innerviews: Music without borders. До сих пор за мою короткую жизнь это – некая вершина законного признания. Вообще удивительно, что некоторые поступают так и при этом всерьез полагают, что им все сойдет с рук в такой заметной композиции. Это очень неприятное проявление высокомерия. Честно, мне очень понравилась композиция Glee. Следующей приятной мыслью явилась: «О’кей, значит, мне заплатят!» [смеется].

© 2012 by Anil Prasad.
Данная статья переведена и опубликована с официального авторского разрешения. Воспроизведение данной статьи целиком или частично без письменного разрешения издателя запрещается. Оригинальная версия статьи доступна на Innerviews (http://www.innerviews.org/).